Сейчас, когда моего Славика уже нет в живых, я могу рассказать эту невероятную историю. Я нашла свое счастье… по объявлению. И было оно не о знакомстве. Это был крик о помощи. Такими объявлениями сегодня пестрят остановки, тумбы, даже электрические столбы. Сотни криков о помощи. Есть немало и мошеннических, а есть настоящие, такие, как у моего Славика.
Я хорошо помню тот осенний день, когда три года назад ехала в больницу к отцу. Он едва отошел от гипертонического криза. Мы с мамой думали, что уже и не увидим папу. Но он, к счастью, оказался крепким и изо всех сил боролся за жизнь. Ежедневно после работы я меняла маму на дежурстве возле него. Мама сидела до вечера, а потом я — почти до ночи. В больницу добиралась автобусом. И вдруг увидела это объявление. На меня с фотографии яркими голубыми глазами смотрел худой измученный человек. Внизу говорилось, что ему нужна помощь на лечение онкозаболевания, был счет, который я переписала, а еще телефон матери. Это обычное объявление запало мне в сердце, и на следующий день, несмотря на то, что денег у нас из-за отца лечения не было, я одолжила 200 долларов и переслала Славику.
Тогда, наверное, мной руководила судьба. Но на душе было неспокойно, и я решила за несколько дней позвонить матери больного, спросить, как он себя чувствует. Ну, какое-то странное такое и не совсем разумное желание. Что мне могла сказать измученная и истощенная болезнью сына мать? Уже через минуту я пожалела, что такое сделала. Однако на том конце провода мне уже действительно отвечал, как я и думала, уставший женский голос. «Татьяна Александровна, — робко я начала, — это Ольга Самокиш, я прочитала объявление и выслала деньги на лечение Славика. Как он себя чувствует?».
Не знаю, что я хотела услышать в ответ. Пожалуй, рыдания или сухие слова: «Спасибо, все хорошо». Но женщина тихо и медленно начала говорить, как она хочет, чтобы ее сын жил, как она ждала его появления на свет, как радовалась своей поздней беременности, как радовалась его успехам в учебе, спортивным медалям (Слава был перспективным бегуном). А теперь она не может смотреть, как единственный сын угасает на глазах. «Может, встретимся, поговорим», — неожиданно даже для себя предложила я женщине. На следующий день ко мне подошла маленькая, стройная, хорошо одетая дама. Ее горе и страдания выдавали только большие грустные карие глаза. Мы долго сидели и разговаривали. Почему я доверилась этой незнакомке, для меня было неожиданностью.
Я рассказывала Татьяне Александровне то, о чем всегда предпочитала молчать: и болезнь отца — за его пьянство, и о том, что родители мои никогда мирно не жили, только, на мой стыд, били друг друга, а потом рассказывали, как они хорошо живут. Говорила, что чувствую себя лишней в своей семье, о браке, что и первый муж принес только разочарование, про долгие годы одиночества и опротивевшей работе в институте. Мать Славика говорила также много, в основном о сыне, его рождении, школе, первых медалях, соревнованиях, о том, как от него, не выдержав болезни, ушла жена, а от нее — Славиков отец. Только о самой болезни молчала. Впоследствии тихо ответила, что измучилась об этом говорить: «Все в Божьих руках, детка, я молюсь, а Бог лучше знает, что нужно моему сыну».
Мы разошлись тихо, даже не прощались. Потом еще встречались несколько раз. Где-то после пятой или шестой встречи, когда мы уже почти подружились, Татьяна Александровна предложила мне пойти с ней к Славику, потому что она ему много рассказывала обо мне, и сын захотел меня увидеть, поговорить с тем, кто поддерживал его мать. Мне было неловко и страшно одновременно. Но первый взгляд, первые слова сразу как-то развеяли представление о невероятно больном и несчастном человеке. Слава все время смеялся и шутил, даже рассказывал … медицинские анекдоты, которые услышал от врачей.
Дома я долго думала, как же это могло случиться, что в моей жизни ниоткуда, точнее, с автобусного объявления, появились Татьяна и Славик, к которому я ходила почти каждый день, за которого больше волновалась, чем за отца, у которого я , пожалуй, влюбилась. Нет, мы не говорили о чувствах, не сидели на больничных лавочках, я не страдала и ничего ему не говорила. Просто все было как-то само собой разумеется, как будто мы прожили уже долго-долго. А за три месяца произошло настоящее чудо: рак отступил, и очередное облучения, на которое Славикова мать собирала деньги, стало ненужным. Врачи не верили.
Несколько раз отправляли его на анализы. Но … ничего! Это была большая радость для всех нас и даже для моих родителей, которые уже также, между своими ссорами, начали интересоваться моим новым другом. И когда я сказала, что переезжаю к Славику, у них даже не возникло вопросов. Мы стали жить вместе, сначала у нас даже никаких интимных отношений не было. Я … просто боялась, чтобы это не повредило Славикову здоровью, но все, как и мой переезд, решилось само собой. Мы же переехали от Татьяны Александровны, сняв квартиру, как она не просила остаться, решили начать жизнь сначала, без прошлого, только с будущим.
Через три месяца после знакомства поженились, тихо, без торжества, только на следующий день родителям сообщили. Те поворчали, но подарили деньги, чтобы мы поехали в путешествие. Мы решили посетить несколько церквей и святых мест в Польше, Чехии и Франции, вместе молились о долгой счастливой жизни, о ребенке. И … вымолили, потому что с путешествия я уже вернулась беременной. Почему — то сразу почувствовала, что у нас будет дочь, такая же белокурая и голубоглазая, как отец, но боялась, чтобы с ребенком ничего не случилось из-за его болезни.
Девочка, несмотря на тяжелую беременность, родилась здоровой и была Богатырка — весила около четырех килограммов. Я тяжело отходила от родов. Еще где-то с месяц в больнице пролежала. Дочкой занимались Слава и бабушки с дедушкой. Когда дочери исполнился год, к Славику снова вернулась болезнь. «Рецидив, такое бывает», — пожимали плечами врачи. «Но у него уже ничего не было», — возражала я. «На все Божья воля, надо бороться», — снова говорили медики.
И снова это долгое ожидание, снова сбор денег, я почти не бывала возле дочери, сидела у человека, который … угасал на глазах. «Когда я уйду, не плачьте. Бог давно меня должен был забрать, — говорил мне Слава за день перед смертью, — но ему нужна была, чтобы родилась дочка. Воспитай ее, помните обо мне. И улыбнулся. Через мгновение ему стало очень плохо, меня вывели из палаты. Больше живым мы его не видели. Это горе мы все долго не могли пережить, но уже прошло полтора года. Единственная моя радость – дочка, с ней часто посещаем отца. Дочь ему игрушки приносит, то по-детски лепечет. Боль потери медленно затихает, хотя он останется со мной навсегда. И есть дочь — мое счастье с автобусного объявления.
